Город: Прага
Название: Прага, Фауст и никакого волшебства.
Автор:  Irenei
Бета: Пехота,  Evil North
Рейтинг: PG-13
Тип: слеш
Жанр: мистика



Читать***
Эта история началась с моего безнравственного лежания на коленках у одного весьма странного человека. Или нет, она началась немного раньше, с таинственного дома…нет, это все не то.
Все началось с побега.
— Бреверн, Карл.
— Здесь.
— Эй, Бреверн, ты где?
— Да здесь я! Вы оглохли?
— Не вижу никаких Бревернов, и уж тем более Карлов, только какого-то задрота в оранжевых трусах.
—Ууууу…
Автобус сверкал яркими желтыми боками, припаркованный сразу у входа в аэропорт. Флегматичный мужчина, отрекомендованный приезжим студентам как их водитель и гид, вяло переругивался с представителями правопорядка, не желая отгонять своего железного мамонта на положенное место, и одновременно проводил перекличку. Такси около «Рузине» [Рузине — международный аэропорт Праги], как детишки этого солнечно-желтого чудовища, толпились со всех сторон, проезжали, занимали свободные места.
Я покосился на гида, с отчаяньем понимая, что давняя мечта побывать в Праге безнадежно опошлена и изгажена дурацким желтым автобусом и его владельцем. Столица Чехии не блистала особым гостеприимством по отношению к молодым экскурсантам, задувая мелкую морось под куртку. Близость цели была просто одуряющей, дом включен в программу экскурсии…
Стоп.
Программа экскурсии.
Тридцать шесть часов в Праге: яично-желтый автобус, гид с солдафонским юмором, дешевый отель, с утра опять экскурсия тем же составом, посещение какого-либо музея и поспешное отчаливание на родину. Цель поманила пальчиком и скрылась за замызганным автобусным стеклом.
Кажется, именно тогда, стоя в тени аэропорта, страдая от натирающей плечо лямки рюкзака и жуткого ледяного ветра, я, Франц Гуттенберг, окончательно решился на побег. И мои неприметные русые волосы и метр шестьдесят без кепочки легко растаяли среди одной большой, шумной, торопящейся толпы.
— Гуттенберг, Франц.
Тишина.
— Что, нету? Одним спиногрызом меньше…
Да, совсем негостеприимна была Прага в этот день.
Конечно же, меня искали. Не то чтобы усердно, скорее для проформы: в записке, оставленной вместе с рюкзаком, сообщалось, что вышеупомянутый студент отправляется на экскурсию самостоятельно, просит не беспокоиться. И кое-кто даже нашел, но делу это не помешало.
— Ага, вот ты где!
— Никки… — Протянул я, раздумывая, что бы сказать. — Остальные рядом?
— Если я закричу, смыться не успеешь. — Поставила ультиматум девушка, запихивая под шерстяную шапку длинную светлую прядь: та упорно не желала прятаться.
— Ваше пожелание, милая леди? — Уточнил я, прекрасно понимая, что…
— Я иду с тобой!
…Что Николь ни за что от меня не отвяжется.

***
— …Насколько я узнал, по одной из версий Фауст подставил моего предка, изобретателя книгопечатания, Иоганна Гуттенберга, украв у него — довольно ловко, с помощью суда — его типографию. В Праге же бытует другое мнение, которого придерживался Кристофер Марло [Кристофер Марло — автор «Трагической истории доктора Фауста»] в том числе: Фауст и был тем самым изобретателем книгопечатания, и даже жил здесь — в экскурсионной программе был указан его дом.
Мы шли по городу, Николь цеплялась за мою руку с упорством, достойным лучшего применения. Я знал, что она влюблена в меня — всерьез и надолго, но ничего подобного по отношению к ней не чувствовал. Даже обидно упускать такой подарок судьбы — красивую, длинноногую, голубоглазую, стройную…Нет, мы точно не пара. Я был похож на ее невзрачного младшего братика, самое большее. Глаза темно-серые, лицо «симпатичное, но не красивое». И рост неподходящий — макушка до ее груди доходит, пожалуй.
— И зачем тебе туда так срочно понадобилось? — Вздохнула девушка, поплотнее запахивая пальто.
— Так интересно же! — У меня загорелись глаза. — Тайны! Загадки! Маагия…— Слово прозвучало почти с придыханием, студентка зажмурила глаза от досады.
Николь не нравились мрачные готические легенды, которыми Прага была нашпигована, как сдобная булочка — изюмом. Праге, очевидно, не нравилась Николь, для которой всегда находилась лишняя лужа или камень, неудачно ложащийся под ногу.
Я же, напротив, был очарован городом. Возможно — мрачный, давящий, хмурый, но чарующий, полный загадок. Тут волшебство пропитывает воздух, и найти что-либо, выбивающееся из скучной повседневной жизни, проще простого. Это город ведьм и колдунов, алхимиков, монахов и привидений. Старый, очень старый и таинственный город.
Доехав на метро до Карловой площади, мы с трудом опознали необходимый дом.
— Эээ, розовый? Франц, ты хотел полюбоваться на это розовое недоразумение?
Я, в общем, разделял удивление Николь. Выспренный, запоминающийся дворец был окрашен в поросячье-розовый цвет, чуть разбавленный белоснежными бордюрами, колоннами и лепными украшениями фасада.
Ну ладно, не настолько розовый. Персиковый, скорее, если рассматривать подольше и в хорошую, ясную погоду. Увы, в данный момент погоду хорошей я назвать не мог.
Пока мы таращились на дом, к нам подошла женщина лет сорока. Такая, усредненная женщина, из тех, что раздают рекламки и одноразовые пакетики шампуня на пробу. Когда я и Никки обратили на нее внимание, та быстро заговорила на английском:
— Интересуетесь домом Фауста? Я могу сфотографировать вас на его фоне, недорого.
Ну вот, я почти угадал. Взять бы с полки пирожок, а нету ни того ни другого!
— Да нам бы внутрь. — Пробормотал я. Женщина расслышала.
— О, внутрь не пустят. Да и надо вам это? Знаете историю о студенте? Мол, приехал сюда учиться, заночевал, и больше его не видели: демоны утащили прямо в Ад. [Такая история о доме действительно ходит.] И теперь чертовщина творится — то в окнах свет горит, то бухает что-то. А внизу аптека, она вам нужна?
Мы согласились, что нет, не нужна.
— Эй, студент. — Подколола Николь, когда женщина, разочарованная, что ребята не собираются фотографироваться, отошла. — Не желаешь переночевать в проклятом домишке? Все равно тебе негде…Или вернешься в гостиницу?
— Желаю! — Загорелся идеей я, почуяв нечто мистическое.
— Что, и не страшно одному будет?
— Тебе же тоже негде ночевать? Вместе пойдем.
Девушка побледнела.
— Ну уж нет. Кто-то должен оставаться снаружи, чтобы если что на помощь позвать. И вообще, это жуть как интересно, но я туда носа не суну. Потом расскажешь, что там за черти водились. Хм, если выйдешь живым, разумеется.

***
В любой мало-мальски приличной истории главный герой обязательно ввяжется в подобную таинственную ситуацию, что в реальной жизни, конечно же, почти не происходит.
Увы, только «почти», а не «совсем», как осознал я вечером, снова оказавшись на площади и испуганно озираясь по сторонам. Казалось, каждый может прочитать на моем лице тайные намерения. Я даже старался лишний раз не смотреть на розовый фасад, что уж говорить о том, чтобы подойти и подергать дверную ручку. Да и бесполезно: дверь не может не быть заперта, надо искать другой путь. Окна на первом этаже были забраны решеткой. Возникло острое желание передумать.
Одна проблема: ночевать действительно было негде, а перспектива погулять по ночной Праге, даже днем мрачновато-готической, откровенно пугала. Потоптавшись на улице еще минут десять, чувствуя себя едва ли не вором на первом задании, я начал подкрадываться к дому, дергаясь от каждого шороха и отчего-то густо покраснев.
С фасада красовалась аптечная вывеска. Обойдя здание, я подошел к другому входу, находящемуся со стороны двора. Там стояла пара машин, при взгляде на которые я вновь почувствовал себя уголовником. Машины — это значит, кто-то здесь живет, верно? Вход был не заперт, и даже заботливо подперт деревянной штуковиной вроде короткой ножки от стола или табурета. Внутри пахло сыростью и старостью, и, почему-то, вареной колбасой.
«Проникновение на частную территорию», — метались в моей голове подлые мыслишки — «Франц, как же это непорядочно!»
Ступеньки, поднимавшиеся на второй, нежилой этаж, громко скрипели. Правда, только в моем воображении — они все же были каменными, не деревянными. Но…
В прошлом дом служил больницей, я точно не помнил: обычной или психушкой. На двери прямо по коридору я уставился, как баран на новые ворота. Как-то меня не тянуло туда зайти: вдруг там люди находятся? Постоял, держась за дверную ручку, поистерил в глубине души. И потянул на себя, уже приготовившись извиняться и отмазываться.
Не пришлось. Комната была пустынна и гола как заядлый нудист. Прискорбное отсутствие мебели, крашеные зеленой краской стены — абсолютно нежилое помещение. Неколько следующих комнат, которые я проверил, все еще нервничая, тоже были пусты, еще в одной у стены стояло с десяток однотипных тумб, на подоконнике в трехлитровой банке с зацветшей водой торчала одинокая усохшая ветка.
И где тут ночевать прикажете, спрашивается?
Более-менее обжитую комнатку я нашел после непродолжительного блуждания по коридору. Возникло у меня ощущение, что обжита она была этак с полвека назад. Пылищи там было немеряно, следы кроссовок отпечатывались на полу, различимые даже в темноте. Посреди комнаты стоял стол, классический: четыре ножки и толстая неошкуренная доска, сбоку — пыльная софа. Занавесок на окне не было, фонарик включать боязно — отблеск увидят с улицы. Я опасливо выглянул на улицу, не увидел там ничего интересного, вздохнул. Мне казалось, что стоит только сюда приехать, как случится нечто загадочное, мистическое. Ну, хотя бы что-то, да произойдет. Но в этом доме не было тайн.
Согласитесь, в такой волнующей атмосфере мне положено было бояться призраков, демонов, чудовищ на худой конец. Но уж никак не ареста за проникновение на частную территорию.
Луна убывала, напоминая мне формой надломанную монету. Эх, даже какого-нибудь паршивенького полнолуния мне не досталось.
Я вздохнул и, не глядя, откинулся на софу. Голова стукнулась то ли об подлокотник, то ли…
— Оу, это было неожиданно. Вы предупреждайте в следующий раз, что ли.
Голос, вкрадчиво-бархатный, раздался совсем неожиданно прямо над моим лицом. Я живо вскочил, завертел головой по сторонам. Незнакомец вежливо сообщил:
— Да вы лежите, лежите. Я вовсе не против, просто отвык от того, что кто-то может спать у меня на коленях.
— Кто здесь?
На конец софы я уставился так, что в глазах заломило. Темная фигура угадывалась в сумраке комнаты, если смотреть прямо на нее. Нет, я почти не испугался, просто атмосфера была...мистической.
— Я напугал вас? — Виновато уточнил голос. — Давайте, я включу свет? Здесь проведено электричество.
Я, унимая колотящееся сердце, кивнул. Потом догадался выразить согласие вслух — в темноте жесты разглядеть сложновато.
Лампочка ярко вспыхнула, я прищурился, позволяя глазам привыкнуть к свету. У выключателя стоял, сцепив пальцы, молодой человек, гладко выбритый, в белой рубашке с кружевными манжетами и черных джинсах. Длинными черные волосы его, затянутые в слегка растрепанную косицу, были небрежно переброшены через плечо. Я сглотнул, обнаружив, что глаза незнакомца были разного цвета: желто-зеленый, почти кошачий, и пронзительно-синий.
— Вы кто такой?
— Ах, какие сложные вопросы вы задаете. — Вздохнул юноша. — Ну, предположим, я неупокоенный дух, призрак. В этом доме просто обязаны водиться призраки, вы так не считаете? Или…— Тут он лукаво взглянул на меня. — Может, я демон, приставленный к проклятому дому, чтобы утаскивать бедных студентов в Ад? А, впрочем, я могу быть просто квинтэссенцией всех баек и мифов об этом месте, ожившей благодаря вере множества людей. Какой вариант вам более по вкусу?
— Вы нынешний владелец дома? — Уточнил я, подозревая тонкую издевку в голосе незнакомца. Слова-то какие умные использует, ха!
— Что вы, что вы! В этом доме никто сейчас не живет, а я лишь изредка присматриваю за ним…по старой памяти. — Обаятельно улыбнулся разноглазый.
«Позер» — Решил я, силой воли унимая дрожь в коленках.
— Хотите чаю? — Вежливо спросил «позер».
— Что? Чаю? А он здесь есть?
— Да-да. Кстати, я могу заварить вам именно тот чай, который пил один печально знаменитый владелец этого дома…если вы понимаете, о ком я.
— Не выдумывайте. — Фыркнул я. — Тот чай, который пил Фауст, если он вообще здесь жил, уже давно превратился в труху.
— Вы мне не верите…— Опечалился юноша. — Так будете?
Я закатил глаза и кивнул.
— Тогда пройдемте на кухню.
Кухня была явно обжитым помещением в отличие от остальных. Со столика чья-то рука недавно стерла пыль, диванчик в углу стоял новенький, китайской работы. Разноглазый потянулся, достал с верхней полки жестяную коробку с чаем.
Такие банки продавались в любом Пражском продуктовом магазине. Я протянул, скрывая разочарование в голосе:
— Ну надо же, а ведь вы меня почти убедили…
Черноволосый юноша обернулся, глянул удивленно, потом догадался в чем дело и кивнул каким-то своим мыслям.
— А вы что же, не думаете, что я просто пересыпал тот самый чай в эту яркую коробочку, ведь так удобнее хранить?
— Нет, не думаю. — Скептически отозвался я.
— Так значит вам важнее внешняя форма, чем самая суть…— Всплеснул он руками. — Что же, прошу простить меня за принесенное разочарование.
— Вы что, издеваетесь?
— Разве что чуть-чуть. — Улыбнулся незнакомец кончиками губ, разливая ароматный напиток по кружкам. — Пусть вы не верите мне о происхождении этого чая, но на вкус он изумителен — можете положиться на меня. Ах, где-то здесь были пряники…
— Что, тоже старинные? — Буркнул я, осторожно отпивая. Действительно, превосходный чай, но признавать это вслух я не собирался.
— Нет, вполне современные.

***
—…Меня зовут Франц Гуттенберг, я немного сбежал. И можно, вы не будете называть меня на «вы»?
— Ты тоже можешь не обращаться ко мне во множественном числе…Немного сбежал? Надо полагать, от своей группы? Твои мотивы мне понятны: ты приехал ради этого дома, не так ли?
— Ну…да, а…да, точно, фамилия!
— Именно она. Интересуешься Фаустом Куттенбергом, своим далеким предком? Любопытство, однако, является опасным и дорогим удовольствием. Будь поосторожней.
— Вы…Ты о чем? — Удивился я, упорно разглядывая загорелые длинные пальцы. — И, кстати, я назвал тебе свое имя, а ты мне — нет.
Молодой человек надкусил пряник, повертел его в руках, словно не знал, откуда он взялся, и отложил обратно.
— Не возражаешь, если я немного побуду незнакомцем? Имена, знаешь ли, — Он покрутил в воздухе кистью руки. — Обязывают. Да, именно обязывают. Возьмем, к примеру, Мефистофеля. В переводе на наш язык это будет: «не любящий свет». Говорящее имя, не так ли? Или вот, с древнееврейского: «разносящий скверну». Как ни поверни, все выходит нехорошо.
— Ну, языков много, в каком-нибудь из них обязательно найдется неплохой перевод.
— Да, найдется. Если рассматривать «мефио» как опьяненный и «фило» — любящий, получается красиво, да? Но…это толкование имени тоже обязывает, и еще как. — Разноглазый юноша покосился на меня с насмешкой. — Пусть и с другой…стороны. Лучше расскажи о себе, мне интересно знать, как же живет потомок Фауста? Девушки, наверное, толпами бегают?
Я покраснел, смутившись от выбранной незнакомцем темы. Каюсь, мне понравилось его внимание, хотя есть вещи, о которых я бы не распространялся. Но отвертеться от допроса не посмел, послушно рассказывая о своей жизни, друзьях… у каждого есть такие друзья, которым прощаешь все: дурацкие выходки, глупые подколки, самые дебильные подарки на день рождения — кроме их, собственно, существования. Об учебе в университете, который, конечно, не совсем тот, в котором хотелось учиться, но уже «свой». О Николь, влюбленной в меня и всюду ходящей хвостиком, что смущает и раздражает… — В замешательстве я поднял голову. Я ведь не собирался рассказывать действительно все. Но разноглазый юноша увлеченно слушал, черты лица его, на которое падала длинная черная челка, были тонкими, точно выписанными кистью — да этот парень посимпатичнее иных девушек будет. Я невольно начал оценивать внешность собеседника: в том нельзя было определить конкретную национальность. Они все смешались, породив в итоге такую вот красоту.
— Что, нравлюсь? — Склонил голову набок юноша, насмешливо щурясь.
— Нравишься. — Брякнул я и моментально прикусил язык. Да что ж такое-то? Криво улыбнулся. — Сегодня я отчего-то болтлив без меры.
— Может, это моя вина? — Округлил глаза незнакомец, театрально прижав руки к сердцу. — Знаешь, я мог подлить какого-нибудь волшебного зелья в чай. Как тебе такая версия?
— Да откуда у тебя такое зелье-то?
— В этом доме жило множество алхимиков — на любой вкус. Эдуард Келли, безухий лекарь, или Ян Младот…Ты ведь в курсе, что дом этот еще называют Младотовым? Тот темной личностью был…
Кажется, разноглазый юноша просто насмехался надо мной. А все равно тянуло что-то изнутри: «Странный он, таинственный, страшный. Иди-ка отсюда подобру-поздорову»!
Я внутренний голос слушал редко. Что я, шизофреник что ли, голоса слушать?
— Так что, не веришь в силу волшебного чая, Франц? — Зажмурился от смеха незнакомец. — Эх ты, охотник за привидениями. Как же ты охотишься, если не веришь ни во что?
— Я доверчивый, но не идиот. — Отмахнулся я привычно.
В глазах странного юноши все так же мелькали смешинки.
Продолжения вечера я, увы, совершенно не запомнил. Наверное, потому что заснул.
Проснулся я на маленьком диванчике, кухня была залита солнечным светом и абсолютно пуста. Куда, интересно, подевался вчерашний молодой человек? А, впрочем, «задание» ведь выполнено с отличием. Будет что рассказать Николь.
При свете дня, в свое отсутствие, незнакомец отчего-то стал еще более таинственным, чем ночью. Может, он и правда не просто юноша, ночующий в заброшенном доме?
Опять же, глаза эти…стеклышки разноцветные.

***
Признаюсь, я не ожидал встретиться с этим человеком еще раз. Надеялся в глубине души — это да, но и не думал, что вправду увижу его.
Но у судьбы, очевидно, оказались другие планы.
Итак, из дома я убрался быстро, почти сразу как проснулся. Не хотелось, чтобы меня видело много народу, а улицы в девять уже наполнялись людьми.
На крыльце мерзла Николь, поджидая меня. Увидела, лицо ее просияло:
— Утречка! Ну что, нашел фамильное привидение? Не утащили демоны бедного студента?
«Почти» — подумал я, проходя мимо. Вслух же спросил:
— Ты что, всю ночь здесь была?
— Нет, глупый. Поехала в отель, а утром обратно сюда вернулась.
Ага, если бы на меня там напали, помощи бы я не дождался. Вот и верь после этого обещаниям женщин.
С утра мы решили оббежать как можно больше достопримечательностей и намечали план маршрута, сверяясь с купленной в метро картой. Я прижимал края бумажки к скамеечке, и напряженно раздумывал над тем, что из моих ночных похождений следует рассказать Никки. Так ничего и не решив, рассказал о встрече в общих чертах. В моем пересказе, правда, все тянуло на плохонькую страшилку. «Ты спрашивала, не встретил ли я призрака? Угу, вначале я лежал у него на коленках, потом он напоил меня волшебным чаем, усыпил и надругался». Ну, не так, но похоже.
Николь мне явно не особо поверила, поджала губы и повисла на руке почти всем своим весом. Окружающие косили на меня налитыми кровью глазами — никто (включая меня) не понимал, что красивая высокая блондинка нашла в мелком мышином недоразумении. Что же, мы решили не умничать и пошли в Национальный Музей — откуда еще начинать свою экскурсию, как не оттуда?
Не знаю, было ли это случайностью, роком, совпадением или же подстроено искусственно, но…
— Франц? Франц, что за лицо? Что-то случилось?
Я бы ответил Никки, но в тот момент глупейшим образом потерял дар речи. Я уже убедил себя в том, что мой ночной собеседник был одним из случаем столкновения сверхъестественного мира с человеческим. А тут это…это привидение, среди бела дня, окружено толпой туристов и вещает им нечто о неказистой фарфоровой вазе. Хорошо вещает, таинственно-вкрадчивым тоном, туристы послушно пугаются и восхищаются. Форма одежды ничуть не изменилась — разве что кружев на рубашке стало еще больше. И это было настолько обыденно, настолько невероятно, настолько разрыв шаблона, что в моем шоковом состоянии вы не найдете ничего удивительного — если, конечно, поставите себя на мое место.
— Это он. — Жалко пролепетал я, некультурно ткнув в разноглазого пальцем. Тот не заметил, а вот Николь, похоже, решила, что я окончательно спятил. — Ну, ночное привидение. Я с ним пил.
— Чтоо?
— Чай пил. — Насупился я, понимая, что ляпнул что-то не то. — Вчера. В доме Фауста.
— Так, Франц, ну-ка пошли! Сейчас узнаем, что это за привидение твое. — Николь оказалась решительнее, ухватив меня за шиворот и потащив в толпу экскурсантов.
Расспросив коротко стриженную девушку в джинсовой куртке, мы получили определенное представление об этом субъекте. Флер таинственности, увы, безнадежно слетел с него: Вальтер — а именно так звали юношу — был экскурсоводом в частном агентстве. Загадочный, вежливо-язвительный, странный, Вальтер брал ту группу, какую хотел и тогда, когда хотел. Потому выцепить его для экскурсии считалось удачей и оплачивалось отдельным курсом.
Мое разочарование было непередаваемо. Я ведь чуть инфаркт не заработал, убедив себя в невозможном, но желаемом.
— А вот эта статуя…— Знакомый голос оторвал меня от размышлений. Я невольно прислушался, вглядываясь в узкое, обрамленное черными локонами лицо.

***
…— А вот эта статуя девушки…ну-ка, посмотрели сюда. — Вальтер фамильярно приобнял медную нимфу за плечи. — Будет интересна мужчинам, в серых буднях которых мало любви…
Группа тихо, немного нервно засмеялась.
— Можете попросить у нее удачи в личной жизни…хотя бы на вечер. Только не пугайтесь, идеалом женщины в те времена считались крупные весовые категории. Просить будете? — Оглядев сжавшуюся группу своими разноцветными глазами, юноша чуть загрустил. — Жаль. Тогда можете лизнуть ей пальцы, тогда уже этой ночью прекрасная — по вашим собственным критериям —демоница навестит вас и развлечет феерическим незабываемым сексом. В обмен на вашу душу, конечно. Желающие?
Желающий, какой-то юный американец в зеленоватых пластиковых очках, все-таки нашелся, вальяжно продефилировал к нимфе и, рисуясь, лизнул медный мизинец. Вальтер дождался конца представления, потер лоб и заметил:
— Это была шутка, вообще-то.
Группа засмеялась громче. Ничто так не повышает настроения, как выставление кого-либо другого в дурацком свете.
Американец юмора не оценил, выпрямившись и попытавшись ударить своего гида куда-то в область носа. Разноглазый проворно отскочил за статую, и сказал медовым голосом:
— На твоем месте, я бы не кулаками махал, а бежал бы к ближайшему священнику со всех ног.
— Что? — Американец даже остановился. — Кажется, вы сказали «шутка».
Я протолкался поближе, мне хотелось не только услышать ответ, но и посмотреть на лица «противоборствующих сторон». Вальтер посмотрел на туриста высокомерно и чуть брезгливо.
— Я, разумеется, пошутил. А вот вы только что, абсолютно серьезно, продемонстрировали нам всем готовность продать душу за сон эротического содержания. А теперь подумайте. — Голос его был почти ласков. — Что, если здесь, среди них — Взмах рукой на группу — или же за вашей спиной, или даже…прямо перед вами…находится демон? А я могу вам дать гарантию, что такой найдется. Отобрать у вас душу сейчас проще, чем конфетку у ребенка. Гораздо, гораздо проще…
— Ну и на кой она нужна? Она вообще есть? Сомневаюсь. — Попытался выкрутиться турист.
— Не сомневайтесь. Неужели вы думаете, что это будет похоже на… — Юноша нахмурился, подбирая сравнение —… на отъем кошелька? Вроде как «с кошельком хорошо, но и без него жить можно»?
Американец попытался что-то вставить, но Вальтер вскинул ладонь, останавливая его.
— Позвольте вас разубедить, это вовсе не так. Вас могут переехать автобусом или, к примеру, проделать дырку в груди…Ну, и уже после этого утащить душу в Ад, естественно. Но я думаю, в вашем случае это будет какой-нибудь пошленький инсульт. — Разноглазый был почти разгневан, но не показывал этого, как понял я, наблюдая за происходящим.
— Вы невыносимы! — Зашипел американец.
— Я вас более не задерживаю. Идите, идите… — Отмахнулся Вальтер, и его взгляд упал на меня, стоящего впереди. — О! Юный Гуттенберг, это уже вторая наша встреча! Как тебе нравится Прага?
Вот такой у нас вышла вторая встреча. Мне очень стыдно признавать, но как только Вальтер заметил меня, его интерес к экскурсии угас, и он просто-напросто бросил ее. «Извините, но дальше вас поведет эта девушка» — сказал он и вытянул за рукав из толпы Николь. Пока та пыталась доказать, что никого никуда не поведет, меня просто обняли за талию и потащили из музея на улицу.
— Прогуляемся, молодой человек? — Хитро сощурился Вальтер, не торопясь меня отпускать. Я с ужасом ощутил, что краснею. Кажется, мой ночной собеседник привык к вольной манере общения и не понимал значения слов «личное пространство». Мое смущение так меня захватило, что я не сразу вспомнил о Николь, а когда вспомнил, мы уже отошли на некоторое расстояние от музея, и возвращаться было глупо. Радовало меня лишь то, что Вальтер наконец отпустил меня и просто шел рядом…Или все же огорчало?

***
…— Ты не ответил на мой вопрос. Что ты думаешь о Праге, Франц?
Мы шагали по булыжной мостовой — вот ей-богу, самой настоящей. Я с удивлением заметил, что с Вальтером прогулка доставляет мне больше удовольствия, чем с Николь, и сразу по нескольким причинам. Во-первых, он не вис на моей руке и не издевался над моим мистическим настроем. Во-вторых, с ним было проще идти — знаете, когда спутник легко подстраивается под ваши шаги, или вы под его, сами того не замечая. В-третьих, как бы то ни было, Вальтер был очарователен — я не имею в виду ничего сомнительно нравственного, конечно — и говорить с ним было действительно интересно. Мне полагалось почувствовать себя виноватым, но мысли мои были слишком заняты — и Прагой, и Вальтером, и всем удивительным, что происходит вокруг. Почувствовав на себе его задумчивый взгляд, я ответил:
— Ну, он очень красивый…Мрачноватый, правда…
— Мрачноватый!? — Возмутился разноглазый нешуточно. — Нет, это так ты видишь мой город! Мрачноватый…— Он покачал головой в осуждении.
— Ну, а что? Ты не согласен? — Удивился я.
— Так, остановись, я понял. Мою Прагу тебе необходимо показать. И это — моя задача. А то так и пройдешь мимо нее с зажмуренными глазами. Сейчас — Он бесцеремонно поднял мою руку, чтобы посмотреть на часы. — Еще двенадцати нет. Отлично, идем.
Игнорируя мое возмущенное «Куда?», он потащил меня куда-то, не отпуская ладони.
— Эй, Франц, как ты себе представляешь машину времени?
Я послушно задумался. Мои попытки описать сооружение отличились редкостным идиотизмом и заиканием, но Вальтер не расстроился.
— У меня свое виденье — Сказал он, отсмеявшись — Прага, со всеми ее дорогами, домами, соборами и тавернами, с мостами и скульптурами, с ее запахами и звуками — одна такая здоровенная машина времени, ведущая куда-то в Средние века. Осмотрись вокруг.
Да, столица Чехии была атмосферна и диковинна. Но тучи, закрывающие небо одним серым комом и темные статуи чудовищ, вываливших языки, не дарили мне светлого радостного чувства.
— Да, сейчас погодка не в мою пользу. — Сказал Вальтер, заставив меня припомнить все, что я когда-либо слышал о телепатии. Покосился на меня, хмыкнул. — Да у тебя все на лице написано.
Простите, я не поверил.
— Э, что ты сказал? — Я пропустил мимо ушей часть сказанного Вальтером, задумавшись. Разноглазый послушно повторил:
— Раз уж тебя не устраивает погода, мы пойдем туда, где она имеет наименьшее значение.
Право, я не ожидал оказаться в пивной. Или, скорее, самой настоящей таверне, с долгой историей, старинной обстановкой, невероятными запахами и Тайной.
Таверной заправляли сразу двое крупных плечистых мужчин, близнецы Кейлер, как представил их мой спутник. Близнецы были похожи скорее на душегубов, чем на хозяев питейного заведения, но, завидев Вальтера, вовсю заулыбались.
— Никак, наша городская легенда в гости пожаловали?
Так-то вот. Значит, легенда?
— Я тебя снова разочаровал… — Юноша не спрашивал, просто озвучил мою мысль, облизнулся, точно пробуя ее на вкус. Проницательный, однако. Я хотел сделать непонимающий вид, но передумал и кивнул. Мне отчаянно хотелось узнать, что он ответит.
— Помнишь чай Фауста? — Вопрос прозвучал почти нежно.
Я согласился. Чай, оказавшийся самым обычным, и свое расстройство по этому поводу я помнил превосходно. А привидение из заколдованного дома оказалось экскурсоводом.
— Ты снова ищешь чудо там, где его нет, упрямо не замечая его, если оно есть, но не завернуто в блестящую упаковку. Поразительно. Подумай, ведь новые сведения не отменяют старых, а дополняют.
Мои возмущенные взгляды остались без ответа. Вальтер усадил меня на стул, мощнейшее из виденных мне устройств для сидения. И заказал мне — утку, себе — гитару. И пива, конечно же. Заказ был выполнен в кратчайшие сроки, гитара была сравнима с моим стулом — это я о том, что она была мощна, стара и диковинна.. Вальтер полуинтимно обнимал ее, широко расставив колени и легко поглаживая по корпусу кончиками пальцев. Будто бы это не гитара была вовсе, а…Всю процедуру настройки я просидел, беспардонно глазея на это действо, к тому же периодически забывая дышать.
Его голос…нож, обернутый в бархат…вкрадчивость и резкость. Часть песен, что я слышал, была на незнакомом языке, часть…

Приходи ко мне — буду рад, буду счастлив твоим шагам.
Самой значимой из наград будет вызов твоим богам,
Ты вернешься домой — всерьез. Что мне вера в судьбу твою?
Слышишь — воздух звенит от слез? Это я о тебе пою.
О глотке — на двоих — воды, о горячей степной пыли.
…Но уходят твои следы, и теряются там, вдали…
Приходи ко мне — будем петь, будем рвать у добра клыки.
Ты пойми — я могу гореть, или портиться от тоски.
Не хочу затухать в тоске, где надежды равны нулю.
Даже если ты вдалеке,
Приходи.

И почему, почему он смотрел на меня, когда пел эти строки? Насмешливо, ласково…И не надо мне говорить о излишней впечатлительности, просто…просто…Да я есть под его взглядом не могу. Поперхнусь и умру. Да.

Так оставь же одну золу, выбор мал, но и он не впрок.
Ты торопишься поутру, зябко кутаясь в свитерок.
Приходи ко мне, приходи, мне с тобою легко дышать,
Лишь с утра меня не буди — не хочу тебя провожать.
Приходи на мои огни, я сгорю, но смогу светить —
Лишь приветливо мне кивни и зайди ко мне погостить.
Приходи лишь с самим собой, с лихорадочным блеском глаз
И с улыбкой своей шальной. Приходи. Это мой приказ.
Никогда тебя не пойму. Приходи — горячо молю,
И не спрашивай, почему.
Приходи.

Он недоговаривает, недопевает. А у меня, кажется, все лицо горит. Выбрал же репертуар, не нашел ничего поспокойнее. Пивная полна народу, и все смотрят на него. Нет, на нас. Задыхаюсь…
Таверна кружится. Она шире, светлей, волшебней — враз изменилась, поплыла в дрожащем воздухе. Голос разбивается под ее сводами, разбрызгивается вокруг светящимися каплями. Светлячки?
…— Франц, да что с тобой? Вот, пей. Тепловой удар, что ли?
Под нос сунули кружку с ледяным напитком. Ну да, пиво…голову охладило, во всяком случае. Все та же маленькая пивная, в окна бьет солнечный свет. Кажется, погода исправилась. Люди гудят, шум сливается в один слитный звук. Старая, неказистая гитара небрежно отставлена к стене, Вальтер с тревогой трогает мой лоб прохладными пальцами.
— Да ты просто горишь…Пойдем, мы же гулять собирались, проветришься.
Сцену трогательного прощания с хозяевами пивной я опущу. Но…это место навсегда засядет маленькой занозой в моем сердце. Вальтер подошел к делу знакомства меня с Прагой со всей ответственностью. Мы заскочили в еще одно кафе, в котором продавалось «самое офигенское во всех обитаемых мирах мороженое». И теперь шли по городу рука об руку, с вафельными рожками и леденющим лакомством, наслаждаясь проглянувшим солнцем. Свежевымытый город был великолепен в его лучах. Нет, все-таки подозревать своего спутника в сговоре с местной погодой — это уже диагноз. Но дико хочется.

***
В какой части города мы находимся, я понял, только когда Вальтер небрежно кивнул:
— Смотри юный Гуттенберг, это Карлов мост. Шикарный вид, правда?
Сказано было весьма хладнокровно. Небо отражалось в воде, мост был зажат между ними, словно между пылкими любовниками. Я в очередной раз почувствовал неловкость, теперь за свои неуместные мысли.
— С этим местом связано немало легенд…— Вальтер, словно на настоящей экскурсии, беззаботно болтал, таща меня за собой на буксире. Посередине моста остановился, уселся на каменный бортик, похлопав рядом с собой. Делать было нечего, пришлось пристраиваться рядом. — Говорят, за то, чтобы мост стоял вечно, была отдана душа первого прошедшего по нему. — Разноглазый испытующе вгляделся в мое испуганное лицо и невозмутимо закончил. — По счастью, первым мост пересек петух. [Такая легенда существует в действительности.] Пражцы обладают незаурядной фантазией, когда им надо отвертеться от сделки.…
Я точно, абсолютно точно знал, что он рассказывает мне обычные, рассчитанные на туристов сказки. Но в ушах противно звенел петушиный крик, послышавшийся мне при первом шаге на протянувшуюся над водой мощеную дорогу. Пришлось потрясти головой, прогоняя нелепые мысли прочь.
— Еще одна легенда — Продолжал свое черное дело Вальтер, голос его стал подозрительно ласков. — Сообщает нам, что если поцеловать на мосту незнакомого человека и признаться ему в любви, то тебе весь год будет сопутствовать удача. [Как ни странно, но это поверье тоже соответствует действительности. И, кстати, работает))] Ты как, желаешь удачи бесплатно и с гарантией?
Я опешил, пытаясь понять, что он только что предложил мне сделать… не дождавшись моего ответа, черноволосый юноша пожал плечами, лукаво ухмыльнулся:
— А я, пожалуй, рискну…я ведь тебе сам не представлялся? То есть, официально мы еще не знакомы?
Я просто не успел сообразить, к чему он клонит. Вот он тихо смеется… а вот его губы уже накрывают мои, они мягкие, и я лениво удивляюсь. Его волосы щекочут мне щеку, пахнут яблоком…наверное, шампунь…над ратушей облако — белый мазок на пронзительно-синем небе…О, черт! Я попытался отпрыгнуть, но прохладная ладонь легла на затылок, надежно удерживая затрепыхавшегося меня. Вальтер задумчиво прикусил мою губу, лизнул ее, быстро скользнул языком в мой рот и отстранился, заставив меня впустую лязгнуть зубами. Губы горели, я бездумно прижал к ним пальцы и тут же отдернул руку, злобно уставившись на разноглазого придурка. Сердце, опомнившись от шока, именно сейчас заколотилось в удвоенном ритме, я чувствовал, как забился пульс на моем виске. Почему-то казалось, что Вальтер тоже прекрасно знает, как меня взволновало это происшествие. Он лишь тонко улыбнулся и громко, проникновенно начал заверять меня в своих чувствах. Прохожие явно веселились над бесплатным спектаклем.
И самое обидное — для него это совсем ничего не значило. Вальтер не видел ничего затруднительного в том, чтобы ради какой-то дурацкой легенды поцеловать незнакомого парня или устроить ему импровизированную экскурсию. Делал, что хотелось в данную секунду, и легко бросит, как свою группу сегодня, погнавшись за следующей целью. Стало совсем жалко себя.
Вальтер по-птичьи склонил голову, изобразил на лице скепсис и уточнил:
— Так ты будешь или нет? Если да, то твоя очередь.
Он что, ничего не понял? Не видит…
— Да, буду. — Упрямо дернул я головой, удивляясь своей решимости. Голос чуть дрогнул.
Зажмурившись, я протянул руки и ткнулся губами куда то вперед, надеясь не попасть. Смешно выглядело, признаю.
К тому же, все равно попал. Коснулся лихорадочно горячих, влажных губ, как дурак, покорно позволил ему отвечать: властно, уверенно. Уж что-что, а целоваться этот парень умел, в отличие от застывшего соляным столбиком меня. Отстранился я не раньше, чем он сам меня отпустил, наигравшись. Меня знобило.
— Э…— Протянул я. Вторая часть условия беспокоила меня еще больше первой. Вальтер подбадривающе подмигнул, явно наслаждаясь моим замешательством.
Не берите студентов на «слабо». Они же поведутся!
— Ну…ятебялюблю! — Выпалил я, постаравшись быстрее замять ситуацию. Разноглазый ухмыльнулся шире.
— Что-что? Нет уж, так не пойдет. Тебе это не сказать надо, а признаться. Еще раз, молодой человек!
— Я…люблю тебя…— Повторил я, понизив голос.
— Правда, что ли? — Вальтер вздернул бровь. — Как-то ты это неуверенно сказал. Неубедительно. Еще!
Следующую мою попытку он тоже забраковал.
— А, черт! — Я взлохматил волосы. — Никогда тебя не пойму!
— …Приходи — горячо молю? — Невозмутимо продолжил словами своей песни Вальтер. — Вы…Хм, прости, ты желаешь объясняться стихами? Это уже лучше, одобряю.
— Я не пишу стихов. — Отрезал я.
— Прискорбно, молодой человек. Тогда прочитай чужие. Я не привередлив.
— Где я тебе их возьму? Я не запоминал стихов о любви.
— Прискорбно. — Повторил Вальтер, и глубоко задумался. — Давай так, я напишу тебе стихи, а ты мне их прочтешь.
Схема меня не вдохновила. Ехидная улыбка разноглазого стихоплета так и вовсе — напугала. Вальтер увлеченно начал строчить нечто в извлеченном почти из воздуха блокнотике. Быстро закончил, протянул мне.
— «Я по вас немыслимо скучаю,» — Уныло начал читать я, потом глянул на строчки снизу и обомлел. — «Ласка…» Я эту порнографию не буду читать!
— Какая порнография? — Возмутился не оцененный по достоинству поэт. — Там нет порнографии! Это легкая эротика! Наилегчайшая. Пока не прочитаешь, с места не сдвинусь.
Я покорно прочитал, перейдя на шепот:
— Эм… «Ласка… рук пред вами только тень. В-ваше тело снится мне ночами, Припадаю к вам и обещаю с…с…»
— Сексом заниматься целый день! — Окончил за меня Вальтер. — Нет, Франц, стихи тебе не читать! Заикаешься. Хорошо, пойдем от противного.
— Это как? — Насторожился я, после чтения стихов не ожидая от разноглазого ничего хорошего. Предчувствие не подвело.
— Громко, вслух расскажи мне, что мое общество тебе неприятно, мое пение отвратительно, мои поцелуи омерзительны, мои ласки не возб…ну, до этого мы еще не дошли. Давай, по пунктам.
И вот когда он мне все перечислил, я осознал, в чем заключается его план «от противного»: я задумался. А это было мне явно противопоказано.
Вот же…нелюдь нехороший. Я не могу сказать «да», потому что вру из рук вон плохо, а это явная ложь, и не могу сказать «нет», потому что это будет уже не игрой в признание… Кто его за язык тянул?
— Ну ты меня любишь или нет? — Поторопил Вальтер.
— Да! — Рявкнул я, мучаясь от открывшихся перспектив.
Шлеп. Черт! Моя куртка!
— Птичка! — Просиял Вальтер. — К удаче! Значит, твое признание засчитано. Ну что, пошли? — И полез в карман за платком. Вот откуда такие совпадения, а? Мои подозрения в злобном колдунстве моего спутника стали еще прочнее. Честно, я параноик.
— Давай ты мне уже представишься официально, во избежание, так сказать. — Заметил я, кое-как оттерев рукав. Разноглазый уверенно заявил, что представляться самому — безнравственность и дурной тон. По крайней мере, если не собираешься говорить правду. Но тут же предложил пройтись с ним до места работы, где любой с радостью представит его страждущему студенту.
«Страждущий студент» согласился.
Вывеска экскурсионного агентства висела то ли не той стороной, то ли просто креативно. Но читалась снизу вверх: «Знакомьтесь: Прага.»
А под вывеской стояла, скрестив на груди руки и смеряя подходящих злобным взглядом, очень знакомая фигура.
— Нагулялис-ссь?
Николь была зла. Николь была очень зла. Николь была просто вне себя от ярости.
Разузнав у группы туристов, где они выкопали этого ужасного гида, она направилась в офис, разбираться. В офис студентку не пустили, о Вальтере отзывались с пиететом и жалоб на него не слушали. А на выходе она заметила «этих сбежавших гадов», преспокойно шагающих к агентству почти под ручку.
В общем, я ее понимал, но тонну ругани все равно слушать не хотелось.
Сейчас мы сидели в рабочем кабинете некой Лиз. Кажется, она была специалистом по связям с общественностью. Проходя по коридору, Вальтер дернул ее за рукав и, лучезарно улыбаясь, попросил представить.
— Опять твои заморочки…— Почти простонала невысокая темненькая девушка. — Молодые люди, познакомьтесь: Вальтер Шлау, головная боль всего отдела и ходячая легенда всея Праги. А меня зовут Лиз, за какие-то грехи я была назначена его напарницей…Может, побеседуем в моем кабинете, чаю попьем? И да, ко мне можно сразу на «ты».
— Лиз, скажи — Брякнул я сдуру. — А Вальтер, он вообще кто? Не колдун, случаем?

***
…— Значит, никакого волшебства?
Лиз засмеялась.
— Глупости все это. Ах, Франц, такой большой мальчик, а в волшебство поверил. Ну да, это же Вальтер, он себя постоянно так загадочно ведет…Он у нас такой добровольный «аттракцион» для туристов. Ему нравится пугать их, приводить в смятение, запутывать. — Девушка-гид состроила смешную гримаску. — Знаешь, весь из себя демоническая натура, обо всем таинственном рассуждает, будто лично курировал. Да, и внешность у него подходящая.
Я перевел взгляд на развалившийся на диване объект разговора. Объект, будто бы почувствовав направленное внимание, поднял голову и улыбнулся, виновато разведя ладонями.
— У него глаза разные. — Ответил я. — Странно же, согласись.
Николь согласно кивнула и взяла меня за руку. Мне сразу стало неловко, даже какое-то смутное чувство вины появилось. Непонятно только перед кем: Николь или этим…Вальтером. Лиз заулыбалась и объяснила:
— Гетерохромия. Не то чтобы частое явление, но и не такое редкое, чтобы ни разу с ним не встретиться. Раньше, в Средние века, целую кучу народа пожгли именно на таком основании. Глупо, но так и было.
— И котов. — Мягко отозвался с дивана Вальтер, переворачиваясь на спину, и закладывая руки за голову. — У котов чаще бывают разные глаза. Так что их целыми мешками в реку бросали, либо камнями забивали. Ты не представляешь, Франц, как мне их жалко было. Люди — еще куда ни шло, а вот коты сопротивляться не могут.
— Шлау! Опять! Вот из-за таких рассуждений, — Подытожила Лиз — его и считают главным ведьмаком города. Ведь таинственности напустит…Аж дышать от нее нечем.
Я, как-то уж слишком восторженно глядевший на Вальтера, слегка успокоился. Ну, мне же не привыкать, Вальтер все время дурачит меня…а ведь красив настолько, что почти нереален. Это лицо, как оно может принадлежать обычному человеку?
— То есть, он такое специально обученное пугало для туристов? — Громко спросила Николь. Я несильно ткнул ее локтем в бок, досадуя на свернувший в неприятную сторону разговор. Но Вальтер, похоже, только развеселился.
— Насчет специально обученного — это ты зря. — Укорила Лиз. — Напротив, у него сплошные импровизации. Развлекается он так. Не за плату, а из любви к своему странному времяпрепровождению. И ведь работа у него только еще одно развлечение: хочет — приходит, не хочет — ищите другого гида. Терпят его только за имидж: всему городу известен, таи-инственный, «хотим только с ним», «мы заплатим столько, сколько скажете», «мы подождем, пока ему захочется». Денег приносит больше нас всех вместе взятых. Но ведь гад, а?
— Ага. — Согласилась Николь.
Вальтер фыркнул, жизнерадостно насвистывая мотив какой-то песенки, звучащей сейчас по радио. Непрошибаемая натура.
— Так что, совсем-совсем никакого волшебства? — Огорченно уточнил я.
— Никакого! — Ответили девушки хором, а разноглазый юноша только весело рассмеялся.

***
Речка Чертовка была узенькой, темной и омывала стены домов, будто и не в Праге мы находились, а в Венеции.
Из агентства мы сбежали вдвоем с Вальтером, а Николь осталась перемывать нам косточки вместе с Лиз. Лодку мы банально украли, она была стара и страшна, покрашена зеленой краской, весло перемотано грязной бечевкой. С собой захватили аж полдюжины бутылок вина и сплавлялись вниз по каналу. Все потому, что Вальтер внезапно возжелал романтики.
Лодка столь упрямо разворачивалась задом, что мы бросили весло и просто болтали.
— Вот что ты за чудовище? — Жаловался я. — Только я уверяюсь в чем-то волшебном, мистическом, как ты меня разочаровываешь.
— Я ни разу не пытался тебя разубедить. Это ты боишься поверить, потому хватаешься за любое рациональное объяснение. — Покачал головой Вальтер, пытаясь выудить из-за моей спины очередную бутылку. — Вроде как ищешь, а только найдешь — и в кусты.
Честно, я не собирался напиваться в столь сомнительной компании. Я не собирался пить с рук у этого…разноглазого, не собирался смеяться с ним, петь полузнакомые песни и плыть по Чертовке на краденной лодке. Так получилось.
А он, я уверен, не собирался на меня падать. Просто лодка маленькая, да и выпили мы порядком.
— Хм…Черти веселятся.— От Вальтера пахло вином и неизменно — яблоками. Он растянулся на мне, я — на бутылках, и мы усиленно соображали, как бы распутаться. Причем, брюнет явно не испытывал никакого неудобства, с пьяным любопытством изучая мое лицо, внезапно оказавшееся столь близко. А вот мне его коленка упиралась…не скажу куда.
— Валь…ты вставать собираешься? — «Или мне правда будет очень стыдно. Потому что твое дыхание на моей шее, твоя рука под моей рубашкой и вообще твое тело, недвусмысленно ко мне прижимающееся, не способствуют душевному, ммм, и телесному спокойствию».
— Не-а — Лениво ответил этот гад, поерзав на мне, вытащив из-под спины бутылку…правильно, лежать мешала…и расстегивая рубашку…и прикусывая кожу на горле, проводя прохладными руками по животу…ооо, совсем правильно…и ниже…
— Ты совсем охренел? — Ласково и пьяно уточнил я у Вальтера, когда он вынырнул, возмущенно отплевываясь. — Не в лодке же?
— Я тебя люблю. — Обезоруживающе улыбнулся разноглазый парень, покидая воды Чертовки. Натекло с него, я вам скажу… на меня, кстати, натекло…
В отель мы ввалились пьяные, мокрые и грязные. Там, похоже, Вальтера тоже знали, пропустив без лишних вопросов.
Стащив Вымокшую одежду, я повернулся к моему спутнику лицом. Тот, распустив косу, сушил полотенцем волосы.
— Валь…— Я попытался четко сформулировать мысли. — Я достаточно выпил, чтобы произнести слово «секс» без заикания, но совсем недостаточно, чтобы заняться им с тобой. У тебя есть пять минут на то, чтобы убедительно доказать мне, почему я не прав.
Глаза парня сверкнули совсем, ну совершенно по-дьявольски.
Методы убеждения у него были…ммм…своеобразные. Уже через минуту я был вовсе не уверен в собственной правоте.

***
Крыши в Праге рыжие. Когда стоишь на вершине какой-нибудь старинной башни, или, к примеру, на обзорной площадке храма, а солнце поливает эти крыши золотом, ты живешь не зря. Это восторг, чистейший восторг, вздымающийся волной в твоей груди, и остающийся там теплым живым комочком.
Тучи, дождь, туман — парадное платье Праги. Тогда каменные статуи на мостах, в нишах, у храмов оживают. В грозу можно танцевать на площади — между раскатами грома едва слышен призрачный отзвук странного вальса. Вальтер уверяет, это не галлюцинации и не органная музыка из собора — музыка жила здесь задолго до того, как его построили.
В Чертовке живет семеро чертей — то толкнут, то закружат, то подножку подставят, то на ухо чего непристойного шепнут. Вальтер смеется и цыкает на озорников. Те унимаются — на время. Лиз говорит — ветер.
Я прихожу к нему в агентство, Лиз жалуется, что рядом с Вальтером скорее станет лезбиянкой, потому что он разогнал всех приличных мужиков, и, выслушав очередную мистическую историю, закатывает глаза, сообщая очевидное «ни-ка-ко-го волшебства!».
Вальтер появляется из ниоткуда и пропадает, стоит отвести глаза на пару минут. Вальтер играет на гитаре по старым тавернам. Вальтер любезно разговаривает с невидимой девушкой-блудницей, насмешливо отвечая, что теперь — никак, разве что только тройничок сообразить. Прохожие ухмыляются, приветливо здороваются с городской легендой, или удивляются и шарахаются — еще не знакомы.
Вальтер абсолютно бессовестен, ему нравится целоваться на улице, ему нравится прилюдно обнимать, тискать, гладить. Ему нравится, когда я расчесываю ему волосы, и заплетаю их — вначале в растрепанный колосок, теперь получается и в более сложную косицу. Ему нравится пугать меня, запрыгивая на парапет или устраивая ночь страшных историй прямо на кладбище…Он играет в азартные игры, устраивает дуэли и споры по различным поводам. И частенько в них побеждает.
Пронести его на руках через все Старо Место за выпавшую решку — это, знаете ли…
Вальтер знает множество легенд и песен и вспоминает их отчего-то в постели…Хм…в постели ему нравится со мной спать, облапив, как любимую игрушку. «Для любви» — говорит он, подмигивая — «Существует множество других прекрасных мест». Та же лодка, к примеру…
Она, кстати, жутко неудобная.

***
…— Здесь жил Бен Бецалель. Знаешь эту историю, нет?
Сами мы упорно жили в доме Фауста, нагло воруя у кого-то электричество и воду. Как рассказывал Валь, однажды к нему даже нагрянула проверка, но полицейские узнали «легенду» и отпустили с миром. Впрочем — смеется он — разве Фауст отказал бы в жилплощади своему далекому правнуку?
Какой кошмар! Я сожительствую с мелким жуликом!
Историю о големе я знал и даже пересказал, краснея, когда Вальтер насмешливо фыркал над моими словами. Мы стояли перед ну вообще ничем не примечательным домом, я старался увидеть в нем хоть что-либо выдающееся.
— Голем был юношей из глины — Поведал Вальтер, интимно наклонившись ко мне. — И он был безнадежно влюблен в своего создателя. Бегал за ним, как собачонка, выполнял любые просьбы…Увы, узнав, что Бен ушел с теплой живой девушкой на прогулку, наш мальчик не выдержал и в припадке ревности наломал дров. Голема пришлось убить, причем самому Бену. Самое обидное, что с девушкой у раввина ничего не было. Печальны истории страницы…
— Такого в легенде не было. И перестань уже рассказывать все так, будто сам видел.
— А если видел?
— Тебе сколько лет, привидение?
— Давай не будем говорить на столь скользкую тему. Возраст, знаешь ли, обязывает…похлеще имени.
— А кстати, что означает имя «Вальтер»?
— Вальтер — полководец. Что, сомневаешься? — Тепло улыбнулся означенный полководец, заставляя меня замолчать на несколько минут самым приятным способом.
— И как, водишь полки? — Уточнил я, отдышавшись и расслабившись в объятиях любимого человека.
— Легион — имя им. — Полушутливо ответил Вальтер, и я в очередной понял, что девиз «никакого волшебства» снова откладывается на неопределенный срок.

***
Вальтер стоял перед дверью и решал: открывать, не открывать…Франц сейчас вел бои с университетом, собираясь переводиться в таинственную столицу Чехии. Было скучно. Звонок.
Вальтер наигранно вздохнул и все-таки открыл дверь. На пороге стояла Николь, загородившись сумочкой, как щитом.
Разноглазый юноша поморщился и направился вглубь квартиры, сделав девушке знак следовать за собой. Раннее утро, ну кто же в такое время наносит визиты? Кроме Николь и Винни пуха, конечно.
Девушка прошла на кухню, села, помяла ремень сумочки в руках. Подняла глаза на Вальтера.
— Я, разумеется, многого не знаю ни о вас, ни о том, что связывает вас с моим…с Францем. Но нам надо уезжать, и вы должны пообещать, что не будете мешать.
Вальтер пожал плечами, равнодушно протянул Николь пластиковый стаканчик.
— Возьмите ваш чай. Чашек нет, к сожалению. Так о чем…Ах, да. Обещать я ничего не буду, Франц остается в Праге.
— Что!? — Вскочила девушка.
— Да вы сидите, не бушуйте так. Мое решение оспорить вам не под силу.
— У него там родители, университет, друзья. А здесь только одно знакомое самопровозглашенное пугало… для туристов.
Николь не понимала, в чем дело, судорожно стискивая опустевший стаканчик. Франц ведь не мог бросить все ради этого жулика, проходимца, самодовольного и манерного. Совершенно точно не мог. Что произошло? Почему ее друг ничего не ей рассказал?
Кухня показалась внезапно холодной и заброшенной. Девушка поежилась, сгорбила плечи. Вальтер, скромно опустив глаза, чистил крупное зеленое яблоко, кислющее даже на вид. Разрезал его на крохотные кусочки, поддевал их острием и ел, осторожно обнимая нож влажными губами.
— Могу я увидеться с Францем? Пусть он сам мне это скажет, тогда поверю.
— Нет. — Покачал головой Вальтер. — Нет, вы с ним больше не увидитесь. Мне это не нужно.
Николь успокоилась, сделала глубокий вдох. Вот так вот. Все просто и страшно. Необходимо поскорее обратиться в полицию: человека удерживают против его воли неизвестно где. Глупо было устраивать свою экскурсию одним, знала же! А когда Франца выручат, он будет бесконечно благодарен Николь. А потом, может она наберется смелости и скажет ему, что…
Николь искоса поглядела на Вальтера. Разноглазый ухмылялся, отстраненно ковыряя ногтем истерзанное вконец яблоко.
— Как ты думаешь, о чем ты сейчас думаешь? — Скаламбурил он, небрежно отбрасывая косу себе за спину. — Полагаю, о том, что я чудовище, захватившее силой невинного мальчика? А ты — его благородная спасительница, рыцарь без страха и упрека, за которого спасенная принцесса безоговорочно выйдет замуж. Ведь так? Что скажешь?
— Да что ты понимаешь в любви! — Николь вскинулась, не в силах остановить слова, рвущиеся наружу. — Я, я любила его всегда! Я думала только о нем с момента его появления у нас в школе. Я угождала ему во всем, я предугадывала его желания, я всегда знала где он, что чувствует. Разделяла с ним все его увлечения. И он…он относился ко мне не так, как к остальным. А потом появился ты, живая мистика на ножках, даром что притворяешься. Конечно, Франц увлекся. Тайны, сверхъестественное — это его страсть. Но он же знает, что это все фикция, что ничего интересного, кроме своих спектаклей, ты ему не покажешь. Поэтому он вернется со мной, я дороже ему, чем ты! Не надейся его удержать! — Она продолжала говорить и говорить, с ужасом понимая, что выбалтывает разноглазому чудику все, что не собиралась. — Я выйду отсюда, и тотчас же обращусь в полицию. И позвоню организаторам экскурсии. И извещу родителей Франца, ты же не думаешь, что они так просто воспримут весть о том, что их сын в плену у какого-то помешанного на мистике маньяка…
Голова у Николь закружилась, она резко оборвала разговор и прислушалась к себе. Что-то было не так.
— Вам понравился чай? — Вежливо улыбнулся Вальтер, глаза его заблестели от едва сдерживаемого веселья. — Я заваривал его специально для вас.
Пластиковый стаканчик выпал из ослабших пальцев, девушка дернулась, но встать не смогла. Все вокруг завертелось, губы не слушались.
— Я увезу Франца от…отсюда. Он мой. — Выговорила, запинаясь, Николь, и замерла.
— Какого еще Франца? — Издевательски уточнил собеседник. — Не знаю такого.
Вальтер откинулся на спинку стула, придирчиво рассматривая девушку, почти окаменевшую — ни дыхания, ни шороха. Красивая, возможно. Капризная — губы поджаты, тонкие бровки страдальчески подняты, в глазах удивление и гнев. Блондинка…Францу нравятся блондинки? Ну, брюнеты, очевидно, нравятся ему больше. Такая рассерженная девочка, влюбленная до полной потери здравого смысла и старающаяся защитить своего идеализированного возлюбленного.
Прошло две минуты, Вальтер доел несчастное яблоко и грыз вторую зубочистку, когда девушка моргнула, помотала головой и потерла костяшками пальцев лоб.
— Извините, я, похоже, задремала. Я пришла…я пришла… — Повторила Николь жалобно.
— Поблагодарить меня за услуги гида. — С готовностью подсказал разноглазый юноша. — Право, я рад, что вам понравился мой город. Приезжайте еще.
— Да, спасибо за незабываемую экскурсию, герр Шлау. Идея отбиться от коллектива, чтобы в одиночку осмотреть Прагу, была определенно удачной. Но мне уже пора идти. Еще раз огромное спасибо вам.
Девушка встала, отряхнула пальто. Теперь, когда ее лицо не было искажено злостью и непониманием, она была даже симпатична. Так мило улыбалась…Когда Николь была уже в дверях, Вальтер обронил:
— Ах да, насчет Франца…
— Франц? — Наморщила лобик девушка. — Ммм, я не припоминаю, о ком вы говорите. Это было в экскурсии?
— Да, — Усмехнулся тот, кого мы знаем в этой истории под именем Вальтер, когда за гостьей закрылась дверь. — Было. С этим разобрались. А вот с родителями точно нужно что-то делать…

@темы: вдохновенно кропая..., Прага, Фауст и никакого волшебства