Полуяойное-полупечальное нечто.
Я помню лагерь, верно, наперечет, только не следует вас утомлять словами.
Их было двое:
мальчик-который-кот,
и мальчик-с-грустными-как-у-щенка-глазами.
Мальчик-который-кот по крышам гулял, и насмехался, растягиваясь на пледе, сносно играл на гитаре и танцевал, не сомневаясь в полной своей победе. Мальчик-щенок дружелюбен ко всем — всерьез. Кроме кота. Как вообще любая собака. Только в ответ тот мурлыкает лишь под нос, ногти раскрашивая ежевичным лаком. Самой излюбленной из ежедневных тем были их драки, их споры — почти пожары. Только щенок не умеет драться совсем, кот же вполне себе матерый котяра.
Ох, как краснеют девушки — ведь щенок так белокур, так румян, так изящно-хрупок. Штабелем просто валятся, все — у ног, но… не случается — повод неплох для шуток. Только узнает — а он ведь узнает! — кот — сразу придет, столь порочный, лениво-томный… Кто со щенком придет — тот с котом уйдет.
Утро. «Помойный котяра!», «Кобель бездомный!». Каждое утро — а силы так неравны, так измываться, все время, каждые сутки! Но вот однажды, совсем с другой стороны я вдруг увидел значение этой шутки.
Мальчик-щенок за бетонной стеной зажат: парни постарше опять проучить решают. Свист и движенье — и бросились вдруг бежать.
Кот, удаляясь, плечами чуть пожимает. «Так, захотелось. Ты, глупая шавка, брось. Слушать «спасибо» не хочется от тупицы».
Странное дело: как будто бы ходят врозь. Но чуть беда — и кот готов заступиться. Легким кошачьим шагом, иной тропой, словно случайно и словно совсем от скуки. В прищуре глаз: «Этот парень — он только мой! Только мои его могут касаться руки!»
Он не успел лишь в один-единственный раз, впрочем, мальчишке большего и не надо.
Нет, не пугайтесь, кот конечно же спас снова щенка. Разогнал всех одним лишь взглядом, поднял мальчишку на руки и донес до захламленной, теплой своей квартиры. Перевязал, накормил, но не произнес даже словечка тому, кто его был миром.
Только щенок — лопоухий, совсем глупыш, не понимает кота и его шарады. Каждое утро споры и драки — жизнь не изменилась. Ну, раз защищает — надо.
«Глупый щенок, ты совсем не умеешь пить, сколько же можно вечно с тобой таскаться? Сколько же можно вечно тебя любить?»
Мальчик-щенок напился и хочет драться, хочет пролаять дерзко свои слова, но заплетается в двух непослушных лапах. Кот подхватил, вздыхает едва-едва, и за футболку тащит щенка куда-то, мальчик-щенок вырывается, что есть сил. Кот безразлично к своей притащил кровати пьяного парня. Раздел, уложил, умыл…
Встал, потянулся, и мягко сказал: «Ну, хватит!».
Что бы там между двумя не произошло — я же могу только правильно догадаться — но поутру до щенка, наконец, дошло…
…Двое катались в пыли, не желая сдаться…
Мальчик-щенок все шарахался от теней, прятался от кота по кофейням днями. Кот находил, странно щурясь, прижав к стене, и целовал, по спине проводя когтями. Мальчик-щенок не сдавался, не спал, не жил, но в глубине своего щенячьего сердца он понимал, что кот уже победил. «Так отчего никак не могу согреться?»
Только — опомнись ты! «Мальчик-который-кот, это всерьез для него или понарошку? Может, он наиграется и уйдет, как поступает вообще-то любая кошка?»
Взгляд его то ли ласков, то ли остер. Видит в ладонях протянутую им душу? Он уходил постоянно, и после ссор, и просто так, по-кошачьему ухмыльнувшись. Он уходил, напевая. И выл щенок, всласть проклиная весну и луну и кошек…
Но через несколько дней чей-то теплый бок ночью приваливался к обнаженной коже.
Не поддавайся, не думай сейчас и здесь, лучше болтай и о крышах, и о походе, самое главное, мальчик-щенок, и есть то, что с тобой, пойми, сейчас происходит. Можно мириться и драться и снова жить. И обнимать, и вставать на его защиту, можно любить, враждуя, или дружить, глядя в глаза его — камешки малахита.
Счастье их было столь вечно и коротко, как и должно быть с таким несуразным счастьем. В лагере вспомнит, возможно, один-другой стены дождя, разгулявшееся ненастье. Эта история мой им последний дар, пусть уж решают, насколько для них он нужен.
Вспыхнул от юркой искры большой пожар. Мальчик-который-кот не успел наружу. Мальчик-щенок прорывался через людей, к жару чудовища, что представлялось мирным. Не удержали, он был в сотню раз быстрей, и проскочил в обгорающую квартиру.
Стены осыпались, похоронив ребят. Их не нашли, впрочем и не искали долго.
Слушай — увидел, выскакивали назад белый щенок и с ним кот с обгоревшей мордой.
В лагере видели даже не раз, не два, этих зверьков то на крышах, то на аллеях. А по секрету передают слова, мол, по ночам это двое парней, не звери.
Кто же их знает…Я склонен поверить им, я это видел собственными глазами. Хоть чудеса мы и гоним, и не храним, часто любовь обращается чудесами.
Можем не верить и можем глаза закрыть, можем прикинуться незаметней и тише…
Выгляни в окна, прищурься на фонари — видишь, там двое сидят на соседской крыше?
В небе над городом звездная полоса в окна пускает серебряно-тонкий лучик.
Я, усмехнувшись, пишу про кота и пса.
До смерти верных.
И до смерти неразлучных.